Разумеется, мифология есть выдумка, если применить к ней точку зрения науки, да и то не всякой, но лишь той, которая характерна для узкого круга ученых новоевропейской историй последних двух-трех столетий. С какой-то произвольно взятой, совершенно условной точки зрения миф действительно есть вымысел. Однако мы условились рассматривать миф не с точки зрения какого-нибудь научного, религиозного, художественного, общественного и пр. мировоззрения, но исключительно лишь с точки зрения самого же мифа, глазами самого мифа, мифическими глазами. Этот вот мифический взгляд на миф нас тут и интересует. А с точки зрения самого мифического сознания ни в каком случае нельзя сказать, что миф есть фикция и игра фантазии. Когда грек не в эпоху скептицизма и упадка религии, а в эпоху расцвета религии и мифа говорил о своих многочисленных Зевсах или Аполлонах; когда некоторые племена имеют обычай надевать на себя ожерелье из зубов крокодила для избежания опасности утонуть при переплытии больших рек; когда религиозный фанатизм доходит до самоистязания и даже до самосожжения; — то весьма невежественно было бы утверждать, что действующие тут мифические возбудители есть не больше, как только выдумка, чистый вымысел для данных мифических субъектов. Нужно быть до последней степени близоруким в науке, даже просто слепым, чтобы не заметить, что миф есть (для мифического сознания, конечно) наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивная и в величайшей мере напряженная реальность. Это не выдумка, но — наиболее яркая и самая подлинная действительность. Это — совершенно необходимая категория мысли и жизни, далекая от всякой случайности и произвола. Заметим, что для науки XVII-XIX столетий ее собственные категории отнюдь не в такой мере реальны, как реальны для мифического сознания его собственные категории. Так, например, Кант объективность науки связал с субъективностью пространства, времени и всех категорий. И даже больше того. Как раз на этом субъективизме он и пытается обосновать «реализм» науки. Конечно, эта попытка — вздорная. Но пример Канта прекрасно показывает, как мало европейская наука дорожила реальностью и объективностью своих категорий. Некоторые представители науки даже любили и любят щеголять таким рассуждением: я вам даю учение о жидкостях, а существуют эти последние или нет — это не мое дело; или: я доказал вот эту теорему, а соответствует ли ей что-нибудь реальное, или она есть порождение моего субъекта или мозга — это меня не касается. Совершенно противоположна этому точка зрения мифического сознания. Миф — необходимейшая — прямо нужно сказать, трансцендентально-необходимая — категория мысли и жизни; и в нем нет ровно ничего случайного, ненужного, произвольного, выдуманного или фантастического. Это — подлинная и максимально конкретная реальность. // … // Миф не есть бытие идеальное, но — жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесная действительность.
А.Ф. Лосев. Диалектика мифа
В хоре Сущего Благо стоит прежде Зла и творит его. Так на стезе человечества мифология предшествует религии, как чуждое плотского эгоизма первобытное сознание — врата в Мир, открытые настежь — предшествует эгоистичному и порождает его. Так Сердце творит и предваряет собой Ум. Поэтому мифологию дóлжно рассматривать как корневую религию землян, согласную Золотому, довечному веку, Сатья-юге Ин|дий|цев — поре чистого Пространства, когда времени не существовало. С явлением времени и торжеством его над людьми мифология и религия — Сердце и Ум — разделились в очах бренных (но не поистине: причина следствию — вечный питатель) согласно природе своей. Сердце, столп мифологии, есть жизнедатель: то — лейка садовника, влага-Любовь. Ум, религии столп, сам в себе — нож познанья разъятием: убийством — жизни. Поэтому мифология внеисторична и горит огнем Любви, Матери сущих; религия — исторична и, с тем, мрачна тьмой времен как Враждою, толкающей толпы на бойни за власть их святынь.
Миф есть Мир, Миф есть взор, зрящий Мир: Мир и очи — одно (esse — percipi (лат.): быть — есть зриться). Взор Мифа есть очи Адвайты: с Вселенной любовного тождества взор. Ибо Миф есть Любовь (Бог — она), очи Мифа — Любви очи. Пел их Гермес Трисмегист, своим «Как наверху, так и внизу» утверждавший любовную сцепку Небес и Земли; Гераклит своей фразой «Бессмертные смертны, смертные бессмертны» глаголет о том же. Об этом исконном нам взоре Гомер — муж-легенда, в котором Миф и че’LOVE’к сплелись нерасторжимо — в своей «Одиссее» речет как о «мышлении глазами» — мгновенном синтетическом постижении окружающего как схватывании его сердцем, лишенном нужды в инструменте членящем, уме. Очи Мифа, Любви — созидательный взгляд: Любовь — Творчество, Божия Мощь. С тем, создать нечто — узреть его, из очей сотворить. Так создáл Мир Господь.
Мифология в сути — Свобода, душ Крылья (с согласным ей цельным мышлением, названным Леви-Брюлем пра- (сверх-) логическим: мыслью-истоком); релИГия — Долг, ИГо душ как гнет их — прямизны, сути их, гнущий враг (с отвечающим ему членящим (логическим) мышленьем, корнем рефлексии). Мифология — Высь, Vis’уальность: Суть, Огнь очей зрячих; религия — Дол, скорлупа Глуби сей. Чистотой своей мифология причастна Вечности, дух чей есть радость; религия нечистотой своей — бренью, юдоли страдания и забвенья, о коей как времени, тьме рек Державин:
Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.
Кардинален вопрос о соотношении мифологии и религии с верой. Поскольку мифология, стихия Сердца, знаменует собой монолитность сознания и его единство с духовной Основою сущего, она тождественна вере, которая этим единством и есть. Ум, Ratio, как столп религии в себе разъят и, постольку, опорен не вере — сомненью (абсурдно возглашенному Декартом, слугой Ума, столпом Познания), где вера спорит с never'ьем. Поэтому мифология есть меч Эрота — стезя героизма как выбор, что выборет воин* ступая; религия же, умный путь, творит трусость людей как безвыборность их (выбор внешний, чужой), чей оскал — фанатизм, внешне Господа чтящий, а в сути своей — Сатану, бога Зла как пустого — лишенного Сердца — Ума**. Быть без выбора — Пути не знать. Ум есть путь в меру верности Сердцу; бессердность — движения нуль.
Посему мифология, сиречь религия Сердца, тверда в своей вере; религия же, мифология Ума, вечно мечется меж верой и неверием как верой тайною: в Бога не верить — чтить тем Сатану, тень его (Сат|ан|а — «неотдельный от Истины», Сат (санскр.): от солнца, огня — тень, от полности — дырка). В беседе со Львом Толстым Афанасий Фет подтвердил это, представив Ум, корень религии, как сумму двух составных — Ума Сердца, слуги Бога и столпа веры в Него, и Ума Ума, себя слуги Богу в рознь, столпа веры в ничто.
Рел|иг|ия есть рельсы-иго: Ум Сердца, она в Бога наша стезя,
Ум Ума — камнь на нашей груди: невозможность идти как тропа в Сатану.
Ум, религия Сердцем, Причиной прекрасна; Умом бессердечным, бескорним — ужасна: РЕ-ЛИГИ-Я — ИГИЛ, палач-главосек, Розни раб. *Во|ин — идущий во Ин|ь: в Ист|ин|у, Лоно лон; че’LOVE’к на Познанья стезе.
** Тема полно раскрыта в труде Николая Бердяева «О фанатизме, ортодоксии и истине».
