Тайна времени — Жизни секрет. Вот он: время — трансмиссия тьмы как ремень меж Луной и Землей, Жизнь несущий в мир сей, как звено: от Причины ко Следствью, от Сердца к Уму. Ложно мнить время зломлишь: оно — благо-зло. Время бьет, время лечит. Познать его благость — узреть Сердце в нем.
Ключ к разгадке Вселенной — Огня связь и тени его: Сéрдца, Вечности, с бреньем, Умом. Вечность, сущего По|ЛНО|сть — ЛУНа, МЕНА (греч.); тень ее — Земля. СвЯзь меж Луной и Землей — вРЕМЕННÁЯ: РЕМÉННАЯЛЕНта, несущая миру сему Жизнь и пЛЕН в ходе вечном по сТРЕлке часов, явь чья лента сия.
ВреМЕНÁ в корне — МÉНА, Столп сущих: ткань Следствья — Причина; состав Пути, ленты дорожной — СЕЛена, движения ЦЕЛь.
Сторона ленты правая, к Земле ст’REM’ясь, творит вещи, REM (лат.): V’REM’я есть расплав их; груз сей — гНЕТ над людьми: время в силе своей, д’REM’а гЛАЗ. Сторона ленты левая — время в кончине его как воз|в|Ра|т наш в ПРИЧину: Луну, БОГа Дом как БОГатства лю|дей. Правое, ВРЕ|МЯВРЕт и есть БРЕМЯ очей: ведь Ложь — брéмя их; левое — правду речет о себе как не-сущем, от Сути дыре, нас с|ТРЕМЯ Домой: в Вечность, Глубь-ТРОЙку, Мать, ЛАЗ в кою есть нам Луна.
Время — лунная лента о двух сторонах: Смерть — одна, Жизнь — вторая: Уход и Возврат.
О возвратной стезе, коей время есть, сказано у Булгакова:
Ложе было в полутьме, закрываемое от луны колонной, но от ступеней крыльца тянулась к постели лунная лента. И лишь только прокуратор потерял связь с тем, что было вокруг него в действительности, он немедленно тронулся по светящейся дороге и пошел по ней вверх прямо к луне. Он даже рассмеялся во сне от счастья, до того все сложилось прекрасно и неповторимо на прозрачной голубой дороге. Он шел в сопровождении Банги, а рядом с ним шел бродячий философ. Они спорили о чем-то очень сложном и важном, причем ни один из них не мог победить другого. Они ни в чем не сходились друг с другом, и от этого их спор был особенно интересен и нескончаем. Само собой разумеется, что сегодняшняя казнь оказалась чистейшим недоразумением — ведь вот же философ, выдумавший столь невероятно нелепую вещь вроде того, что все люди добрые, шел рядом, следовательно, он был жив. И, конечно, совершенно ужасно было бы даже помыслить о том, что такого человека можно казнить. Казни не было! Не было! Вот в чем прелесть этого путешествия вверх по лестнице луны.
Свободного времени было столько, сколько надобно, а гроза будет только к вечеру, и трусость, несомненно, один из самых страшных пороков. Так говорил Иешуа Га-Ноцри. Нет, философ, я тебе возражаю: это самый страшный порок.
Вот, например, не струсил же теперешний прокуратор Иудеи, а бывший трибун в легионе, тогда, в долине дев, когда яростные германцы чуть не загрызли Крысобоя-великана. Но помилуйте меня, философ! Неужели вы, при вашем уме, допускаете мысль, что из-за человека, совершившего преступление против кесаря, погубит свою карьеру прокуратор Иудеи?
— Да, да, — стонал и всхлипывал во сне Пилат.
Разумеется, погубит. Утром бы еще не погубил, а теперь, ночью, взвесив все, согласен погубить. Он пойдет на все, чтобы спасти от казни решительно ни в чем не виноватого безумного мечтателя и врача!
— Мы теперь будем всегда вместе, — говорил ему во сне оборванный философ-бродяга, неизвестно каким образом вставший на дороге всадника с золотым копьем.
— Раз один — то, значит, тут же и другой! Помянут меня, — сейчас же помянут и тебя! Меня — подкидыша, сына неизвестных родителей, и тебя — сына короля-звездочета и дочери мельника, красавицы Пилы.
— Да, уж ты не забудь, помяни меня, сына звездочета, — просил во сне Пилат. И, заручившись во сне кивком идущего рядом с ним нищего из Эн-Сарида, жестокий прокуратор Иудеи от радости плакал и смеялся во сне.
«Мастер и Маргарита»
Ход Луны вкруг Земли — танец Тьмы МЕНуэт: знак, что в Сем все МИНýет-пройдет как в могилу стезя.
