Любая речь, действие и поведение — это
колебания сознания, любая жизнь есть его следствие
и поддерживается сознанием, вся Вселенная является
проявлением сознания. Реальность Вселенной — безграничный
океан сознания, которое пребывает в постоянном движении.
Махариши Махеш Йоги
Глубь наша есть наше Богатство, обресть которое в познании велел оракул Дельф. Истинным Богатством человека, микрокосма согласно Эллинам, есть его Состав — Вселенная, она же Макрокосм. Ведь состав части — Целое, Океан в этой капле. Вселенная — это Сознанье: Эфир, океан Божьей Мудрости. Ступивши с Неба на Землю, Со|знание, Сердце, становится Знаньем, Умом, а оно вторым шагом — ничем. Шаги этой утраты: от Мудрости (Мира, Небес) — к философии (Земле), а от нее — к науке (ни тому, ни другому). Мудрость видит Опору в Творце, философия — в Мудрости, наука — в себе одной.
Как предмет философии, понятие «Сознание» перешло в нее из сакрального знания, пример которого являют нам древнеиндийские Веды. Мудрость их нередко также именуют философией, что терминологически неверно: ведь по самому смыслу понятия, подаренного людям Пифагором, философия есть не Мудрость, а любовь к ней, и как таковая, она стоит ступенью ниже Мудрости и олицетворяет собой человеческое стремление к ней как заветной вершине умов. Философы — это люди, упорно идущие к ней крутой и тернистой тропой. Но не всякому восходящему дано ее достичь. В истории Греции известно лишь семеро мужей, причисляемых к мудрецам, или софам. Именно эти великие люди являются в сумме их тем сокровенным звеном, в котором сакральная Мудрость становится философией, т.е. с позиций Познания свершает шаг назад, ставший для человечества первым на тропе ее утраты.
Какое же понимание Сознания вручила мудрость Вед и иные апокрифы Востока питомице Запада, философии? Его чистый образ являет нам фраза Упанишад, гласящая: «Когда человек, уснув, не видит снов, он приходит в единство с дыханием. Тогда в него входит речь со всеми именами, зрение со всеми обликами, слух со всеми звуками, мысль со всеми помыслами. Когда он просыпается, то подобно тому, как из раздуваемого огня во все стороны разлетаются искры, так из этого атмана расходятся праны по своим пристанищам, из пран — боги, из богов — миры» (Каушитаки-упанишада, III, 3). Смысл этой фразы, как видим, тождественен максиме «Быть — есть быть в восприятии» (Еsse — percipi (лат.)), принадлежащей британскому философу-спиритуалисту Джорджу Беркли, и означает одно: Вселенная для человека существует ровно настолько, насколько он воспринимает ее всей суммой своих сенсорных модальностей. Отличие от Беркли здесь в одном: Мир не просто явлен нашим очам, а порождается ими при всяком пробуждении и уничтожается при всяком засыпании. Мощь Сознания в этой древнейшей трактовке, тем самым, безгранична; человек, дитя Вселенной, есть здесь и ее абсолютный творец, равный Богу. Вселенная и человек выступают как равноправные полюса созидания, как сотворцы друг друга, а сказать проще, Сознание есть они оба. В реальности это означает: не только Вселенная оказывает на человека творящее и направляющее действие, но и человек, наделенный по сущности той же великою мощью, способен при должном практическом знании этого править собой и участвовать в Творчестве Мира.
Верно ли это утверждение? Мы ни минуты не сомневаемся в этом: ведь Вселенная — это Всё Существующее, а человек — ее полная часть, наделенная всей совокупностью ее качеств, а значит, и совпадающая с ней. Это означает, что не только человек выступает наблюдателем в отношении Вселенной, но и она есть наблюдатель, созерцающий человека. В таком случае Сознание трояко: оно, есть, во-первых, Вселенная, наблюдающая человека; во-вторых, оно есть человек, наблюдающий Вселенную; в-третьих, оно есть отношение этих равноправных наблюдателей, их неразрывная вечная связь.
Вот исходное понимание Сознания, полученное философией от сокровенного древнего Знания. Как же она поступила с этим богатством? К глубокому сожалению, приходится признать, что триединый духовный монизм, который оно представляет собой, трудами философии был ополовинен и обезглавлен в итоге.
Это именно так, поскольку даже с позиции грека Парменида, которого причисляют к монистам, а кое-кто и считает главнейшим из них, Вселенная — это однородное и страшащее своей неподвижностью Бытие, в котором человек как наблюдатель полностью растворен. Перед нами, тем самым, униполярный Мир — Мир всецело мертвый и нереальный, поскольку нет глаз, способных наблюдать его. Таким образом, уже монизм Парменида, т.е., по сути понятия, философия Единства, никаким Единством не является — это чистейшая Двойка: расколотый Мир, дуализм, однако пока что маскируемый декларативным утверждением Единства Сущего. Любой знающий толк в таких вопросах легко развенчает эту декларацию, ведь справедливо заметил романтик Вселенной Рэй Брэдбери: «Звезды не существуют без аудиторий». Мира нет, если нет глаз, его наблюдающих, а у Парменида их нет! И вся дальнейшая философия — это, к несчастью, всего лишь печальная история того, как дуализм, прикрываемый у Парменида беспочвенным тезисом о Единстве Сущего, срывает с себя этот фиговый листок и выступает, уже не таясь, во весь рост.
Чтобы постичь это до конца, давайте поймем, в чем состоит главная проблема, которую порождает дуализм — учение, разрывающее единство человека и Вселенной. Проблема эта состоит в исчезновении взаимодействия между ними. В своих собственных глазах дуализм донельзя прагматичен и не верит ни в какие чудеса. Но парадоксальным образом в глазах его только Чудо способно соединить связующим звеном две такие диаметрально различные субстанции, как Разум (Дух) и тело. Чудо это дуализму не ко двору, ведь связь этих двоих ему вообще не нужна, ибо не в Целом его интерес — ему нужна половина его: либо пустая материя, ведь без материи Дух — ничто; либо пустой, мертвый Дух: ведь, лишенный материи, Дух также есть лишь иллюзия. По этой причине А. Бергсон чтил истинной, высшей реальностью Жизнь, третье им, а материю и Дух поврозь — плодом ее распада, пустыми осколками. Но разорвав Мировое Единство в концепции, с его Реальностью дуализм ничего поделать не может! Следствием этого является троякая деградирующая эволюция дуализма:
1) в своем зарождении он не опровергает это Единство, но внутренне борется с ним;
2) окрепнув, он провозглашает разделенность Духа и тела непроходимой чертой и предлагает на выбор своим адептам либо то, либо это. Такова вброшенная в общественное сознание фальшивая дискуссия о том, что чем определяется — Бытие Сознанием или Сознание Бытием. О, сколь многие купились на эту уловку раздора и устремились путем ее — тропой пустоты, — не понимая: под видом делового предложения выстроить справедливую иерархию Сущего у них крадут половину его, притом верхнюю — голову, оставляя все прочее как труп лежать без нее. А трактовка реальная — жива и дышит Единством: Сознание и Бытие есть одно!
3) дойдя в своем падении до дна, дуализм вообще отрицает Дух и провозглашает материю единственной реальностью Мироздания. Вспомним пресловутое ленинское определение материи как «объективной реальности, данной нам в ощущении». Определяема здесь лишь она — ибо Духа нет вовсе. И выходит, что человек как телесная составная вселенского Единства, лишившись Духа (Вселенной — по сути его) как Предмета наблюдения, занимается лицезрением бездуховного себя, т.е. изучает ничто — ведь, лишенный Вселенной как собственной сути, человек ничто и есть! Занятно в этой ситуации то, что Дух, вчистую изгнанный марксизмом из сферы миропознания, активно эксплуатировался и пропагандировался в сфере насаждения коммунистической морали. Что и не мудрено: силы большей, чем Он, в своем действии на сознание человека нет и не будет вовеки. Вот и пристроили его служить Злу аморальные проповедники Страны Советов, слизнув весь как есть «Моральный кодекс строителя коммунизма» с десяти Заповедей Божьих, а лозунги призывов беззаветно и яро служить режиму — с текстов Вед, максим Древнего Рима и иной мудрой литературы, заподозрить которую в непочтении к Духу было бы поистине смешно.
Именно этим описанным выше крепчанием дуализма и является в сути вся история мировой философии. Разум у Платона отделён от материи и имеет собственную вотчину — царство идей, откуда он, впрочем, учтиво нисходит в материю, но остается ей чужероден. Аристотель идет еще дальше — он, как бы споря с Учителем (теленок бодает корову — так шутил о том Платон), вообще ликвидирует Дух, смешав и отождествив его с материей: ведь в трактовке Аристотеля душа как энтелехия (движущая сила) тела намертво вморожена в него и с его смертью гибнет. Декарт отрывает Дух от материи, и сойтись им в его разумении не суждено никогда. У Ньютона Дух есть, но безлично — как Сила, дающая жизнь механизму Вселенной. В воззрении Гегеля актуален только Мировой (всеобщий) Дух, а материя сущностно неважна, т.е. актуально не существует. У Канта, напротив, актуальна материя, а Дух, будучи «вещью в себе», непостижим, что в практическом отношении равнозначно тому, что его нету вовсе. Точку в этом падении ставит марксизм, провозглашающий материю единственной реальностью Мироздания. Таким образом он отождествляет Мир как Всё с человеком-наблюдателем и лишает тем его Предмета наблюдения: есть очи — нет Мира, Зримости их.
|
