Путь без сердца никогда не бывает радостным.
Карлос Кастанеда
Способность к перемещению в пространстве, власть над гравитацией и многое прочее, зримое нами у сущностей высших миров — все это могло бы быть и нашим достояньем, пойди мы, земляне, когда-то тропою Добра, тропой Сердца. Но путь наш, друзья — не она.
Миру нашему, горькому рознью, Основа — Единый, Бог. Им целен он, Им он с|част|лив. Но нечто, друзья, отвратило наш мир от дороги Его.
Богу, вечной Опоре людей, нанесла в свое время жестокий удар построенная на дуализме Аристотелевой логики марксистская наука своим пресловутым основным вопросом философии «что первично — бытие или сознание?». Ведь разделенье сие — акт убийства, разъятье Живого: Сознание и Бытие есть Одно. Принцип противопоставления «или – или», лежащий в основе материалистической (= бездуховной) парадигмы познания, разрушил это созерцательное первородство: Наблюдатель утратил единство с Наблюдаемым, а недвоимая Реальность распалась на физическую, наружную в отношении Наблюдателя, и психическую, внутреннюю ему. И не стало по сути своей ни Реальности, ни Наблюдателя.
Основной вопрос философии в том его виде, в каком он был предложен человечеству марксизмом, пуст и беспочвен; он служит мрачной подменой вопроса истинного — О СМЫСЛЕ НАШЕГО БЫТИЯ. Таков «Камо грядеши?» — «Кто ты, Человек, и куда держишь путь?». Аристотелевой дихотомии, рассекшей надвое Единое, нет до того никакого дела: ведь порвав таким образом Мир, она расчленила тем и самого Человека, и Тропу, назначенную ему в Вечности Создателем. Марксизм только оформил это зло в словесной максиме — апории, т.е. вопросе, лишенном разрешения в рамках его абсурдной постановки. Но подкинул его людям именно Аристотель, впервые в истории Познания истолковавший Трансцендентное в терминах Имманентного (душу в терминах тела: ведь душа по Аристотелю телесна как оно) — и человечество, схватившись за эту трактовку как за подкупающую возможность спустить Небеса на Землю и подергать Бога за бороду, ударилось в деление неделимого Сущего на идеальное и материальное. Всякий купившийся на этот подвох, выбрав НЕ ЦЕЛОЕ, А ОДНУ ИЗ ЕГО ПОЛОВИН, Т.Е. МИР НЕ ЖИВОЙ, А РАСКОЛОТЫЙ, МЕРТВЫЙ, — погиб в познавательном смысле, как и он. Жертвой этой смертельной «забавы» стала практически вся философия после Сократа, явив из себя философию Мертвого, Половины. А когда марксизм услужливо присвоил имя этой гносеологической мясорубке, деление в ее терминах и тех мужей Мудрости, кто жил до нее, привело к тому, что и сам великий Платон, ни сном ни духом о ней не знавший, трудами марксистских классификаторов угодил в объективные идеалисты. Вот был бы он удивлен, узнай о том, кем мнят его потомки!
Нет, друзья: все, кто жаждет познать Мир, делятся не на идеалистов и материалистов, а на шагающих тропой Истины и заблуждающихся, сиречь идущих в никуда. Только этот раздел правомочен! К несчастью, в истории нашей Ложь, мать сущих зол, победила этот здравый взгляд и совлекла нас на свой утлый путь. Им, незнаньем согбенны, идем.
|