Эта история увидела свет совершенно случайно. С полгода тому в мой рабочий кабинет вошел пожилой мужчина, судя по виду, очень небольшого достатка, со следами "веселой" жизни на лице и мятым конвертом в руках. Он комкал его в руке, не зная, что сказать после слова "здрасте». Наконец, шагнув вперед, положив письмо на кипу печатных страниц, сказал: "Вот посмотрите, если время будет». После чего, не задерживаясь, вышел.
На конверте не было ни адреса получателя, ни координат отправителя. Жирным неуверенным почерком тянулось обращение: «Редакции». И все. Вскрыв помятый конверт, я поразился корявому, неразборчивому почерку и, предчувствуя бесполезную трату времени, попробовал прочесть. Текст изобиловал ошибками, и я привожу его после «расшифровки» со стилистической правкой. Вот он:
«Не хочу называть себя, вы все равно мне не поверите, а смеяться можно и над человеком без имени. Но это было на самом деле, клянусь. Я работал сторожем на одной из городских свалок. Наша свалка часто горела. Внутри мусора образуются различные газы, и он часто самовозгорается. Обычно пожары небольшие то в одном, то в другом месте, но тогда «гора» вспыхнула полностью. Это было ночью, часов в двенадцать.
На «01» к нашим звонкам привыкли и не сильно всполошились, пообещав к утру разобраться. Да, собственно, беды особой, кроме отравления воздуха, и не было. Да еще перебитый сон. Я закрыл форточку, поворочался с боку на бок, но так и не уснул. Вышел на улицу, пожар разгорался. От домика до свалки метров двести, и она была видна как на ладони. Вдруг оттуда послышался какой-то вой. Что за напасть, подумал я, посмотрел на мусорку в свой найденный здесь же театральный бинокль и, ничего не обнаружив, пошел на звук.
Надо сказать, бомжей, этих самых, которые чуть ли не живут на свалке, у нас хватает, но ночью они прячутся по окрестным посадкам, а зимой на дачах, которые сразу за мусоркой начинаются. Но вдруг кто-то припозднился или уснул: они, когда бутылку отмывают, так тут же и спят. Словом, я приблизился к свалке, снова взял бинокль и остолбенел. Прямо передо мной находилось предгорье, все в огне, за ним небольшое свободное от пламени пространство, а дальше сняло рыжее зарево. И вот на этом пространстве, встав на четвереньки, дико выло существо, описать которое невозможно.
Оно было все черное, какая-то землистая кожа, укутанная волосами во всех местах, очень толстые ноги, или их подобие, и короткие руки с четко обрубленными пальцами. Но самое страшное зрелище представляла голова. Она вырастала прямо из тела и, имела, только огромный открытый рот и два красных глаза, расположенных там, где обычно находятся уши. Остальную часть головы, свободную от густой шерсти, покрывали морщины.
Это-то неведомое существо и выло. Огонь приближался к нему со всех сторон, а оно, вместо того, чтобы спасаться, стояло, точно вкопанное, и разинутой пастью хватало воздух вперемешку с дымом.
— Эй,— крикнул я.— кто ты, беги! Но чудовище не реагировало.— Эй, отзовись! Его глаза неожиданно замигали и из красных сделались синими. Может быть, оно услышало меня, потому что в следующий момент тональность рева изменилась. Он зазвучал тяжко, безысходно и в то же время настороженно. Из открытой пасти появилась белая слюна, волосы встали дыбом, он неуклюже поднялся на ноги я, медленно передвигаясь, пошел на меня. Он шел еле-еле, а между мной и ним было как минимум метров десять сплошного огня.
— Быстрее, быстрее беги,— заорал я, сам не понимая, чем грозит мне эта встреча, если существо вырвется из огня. Оно все более походило на человека, чем на зверя, и я хотел помочь ему. Но с такой скоростью думать о спасении не приходилось.
Вот он вплотную приблизился к полосе огня и, подняв вверх руки, шагнул вперед. И... огонь мгновенно охватил его тело, шерсть вспыхнула, словно порох, существо заметалось из стороны в сторону... Еще несколько секунд летел по окрестностям его протяжный, душераздирающий вой. А потом все смолкло.
Что это было? Кого я видел? Вопросы до сих пор не дают мне покоя. После, когда пожар затушили, я поднимался на горку, искал хоть какие-нибудь следы, но все превратилось в пепел.
Об увиденном я рассказал двум приятелям — не верят, говорят: "выпил много".
Что тут было сказать, читатель? Я воспринял письмо как хронику одного запоя и тоже не поверил, хотя, конечно, встретиться со случайным посетителем редакции, поговорить более обстоятельно хотелось. Я отложил конверт в сторону, вскоре на нем оказались другие послания, и постепенно «сенсация» забылась.
Почему я вернулся к ней? Неделю назад в кабинете оказалась женщина, болезненно бледная, лет сорока.
— Я убила своего ребенка,— заявила она с порога, упала в кресло и заплакала.
Успокоившись, Светлана рассказала историю, от которой на душе стало так муторно, что не передать словами. Женщина ничего не скрывала ни о своем прошлом, ни о настоящем, а ее слова вдруг заставили вспомнить письмо сторожа со свалки.
...После училища Светлана работала на крупном заводе, известном вреднейшими выбросами в атмосферу. Жила в общежитии. Трудилась неплохо, но год проходил за годом, только квартиры ей так и не светило. Да в личная жизнь не клеилась. В общем, от безысходности, сумрачной общаги, вечных газов и пыли на производстве Света пристрастилась к вину, водке, а позднее, когда перестало хватать денег, чего только она не пила. Появился у нее и дружок бомж. С его помощью Светлана попробовала травку, пару раз укололась. К тому же она дважды очень серьезно травилась на заводе — в ночную, когда там случались залповые выбросы вредных веществ. В итоге к 22 годам выглядела чуть ли не развалиной. И тут вдруг почувствовала себя беременной.
— Узнав об этом,— говорит Светлана Андреевна,— я испугалась, хотела сделать аборт, но потом решила рожать. Все бросила, прошла через адовы муки, но больше не притрагивалась к спиртному.
Из общаги она ушла. Бомж Саша подыскал ей дачу, оставшуюся без хозяев,— возле городской свалки. Здесь Света и родила зимой, в дождливый слякотный день. Родила и потеряла сознание. А когда очнулась, увидела возле себя серый комочек с гортанным ревом требующий пищи. Она взяла его к груди, и страшный крик отчаяния вырвался из ее горла. На ребенка было больно смотреть. Это было какое-то чудище. Саша, увидев своего первенца, шарахнулся на домика и больше не появлялся.
Светлана была в полной растерянности. Она глядела на маленькую головку своего сына, где находился лишь огромный рот (уже с зубами), и два готовых вот-вот открыться века на месте ушей, и не знала, что делать.
Подробно описывать ее дальнейшие мытарства нет смысла. Скажу лишь, что ребенок быстро развивался в физическом плане, умственно оставаясь полным дебилом. Уже через месяц он свободно перегрызал зубами ножки стульев, ел осыпавшуюся с потолка штукатурку, подбирал любые объедки. Света продержалась четыре месяца, а потом темной ночью отнесла ребенка на свалку.
Вернулась на следующую ночь. Ребенок был жив. Она видела, потом, как он, высунувшись из норы, ел мусор, как высасывал ртом жидкость из наваленных повсюду гнилых овощей.
Росла свалка, я росла пещера «сына», на которой он каждый день пробивался на поверхность. При свиданиях он молчал, лишь изредка едва слышно подвывал. Так продолжалось шесть лет. И вот с полгода назад Светлана увидела на свалке тот самый пожар...
В. СЕРГЕЕВ. Наш корр. г. Запорожье
НЕОБХОДИМОЕ ДОПОЛНЕНИЕ
Когда мы познакомили с этой историей ученых Медико-генетического центра Академии медицинских наук, они сказали, что описанное вряд ли возможно. Тем не менее то. что люди делают с природой и со своим собственным организмом, приводит порой и к куда более трагическим последствиям. Науке известны еще более страшные мутанты, в том числе и ныне живущие, появившиеся на свет в результате описанного образа жизни. Об этом мы непременно расскажем на страницах "РТ".
Источник: "Рабочая трибуна" от 17 ноября 1990 года
|
