Луна в ста километрах. Влияние ее на мозг ужасающее, — я думаю не сам, а индуктируемый Луной. (...) Луна непрерывно питает меня накаленным добела интеллектом. Мне кажется, мыслит и снаряд, и радио бормочет внятно само собой. // (...) Луна имеет сотни скважин. Из скважин выходит редкий зеленый или голубой газ... Я уже овладел собой и привык. // (..) Из некоторых лунных скважин газ выходит вихрем: стихия это или разум живого существа?.. Разум, наверное; Луна — сплошной и чудовищный мозг.
Андрей Платонов. Лунная бомба (выделено нами)
В последнее время слышны голоса, ставящие под сомнение авторство Тихого в отношении его «Дневников». Печать сообщала, что Тихий будто бы пользовался чьей-то помощью, а то и вовсе не существовал, а его сочинения создавались неким устройством, так называемым «Лемом». Согласно наиболее крайним версиям, «Лем» даже был человеком. Между тем всякий, кто хоть немного знаком с историей космоплавания, знает, что LEM — это сокращение, образованное от слов LUNAR EXCURSION MODULE, то есть лунный исследовательский модуль, построенный в США в рамках проекта «Аполло» (первая высадка на Луну).
Шутливое вступление Лема в «Звездные дневники Ийона Тихого» от лица профессора Тарантоги
Ментальность как имя сознанья, телесный субстрат чей есть мозг наш, идет от лат. mens — разум, ум; а оно — от греч. Мена — Луна. Корень связи сей в том, что Луна, скрепа Вечности и мира бренного (рек Пращур), нам — портал в Вечность как Родину нашу: центр зримости как ГОЛОВА С МОЗГОМ В НЕЙ. Голова есть Луна в яви глаз, Мозг — в ней Вечность: за дверью Огонь, Дух, умов сущих Суть.
Сам не зная, Лем в книге «Солярис» под именем этим явил Луну: Мозг-Океан, люк К|онт|акт|а с IN'ым, К|ЛЕМ|мы Бога; а Хари*, КРИСталл сего Мозга — Луну под личиной людскою. Шутя, что фамильей своею он модуль похода к Луне, не шутил Лем: душой зря в Луне Мать землян, он чрез труд свой фантазией смелой ступил на Луну и ОСТАЛСЯ НА НЕЙ КАК ПРИШЕДШИЙ ДОМОЙ БЛУДНЫЙ СЫН. Так в «Солярисе» КРИС, лишась Хари, Луны — к ней вернулся, ступив на мимоид Соляриса — ЛУНУ К СТЯЖАНЬЮ ЕЕ КАК СЕБЯ САМОГО.
Я отошел от вертолета на полтора десятка шагов и уселся на шершавую, потрескавшуюся «землю». Черная волна тяжело вползла на берег, расплющилась, стала совсем бесцветной и откатилась, оставив тонкие дрожащие нитки слизи. Я спустился ниже и протянул руку к следующей волне. Она немедленно повторила тот феномен, который люди увидели впервые почти столетие назад, – задержалась, немного отступила, охватила мою руку, не дотрагиваясь до нее, так, что между поверхностью рукавицы и внутренней стенкой углубления, которое сразу же сменило консистенцию, став упругим, осталась тонкая прослойка воздуха. Я медленно поднял руку. Волна, точнее ее узкий язык, потянулась за ней вверх, по-прежнему окружая мою ладонь светлым грязно-зеленым комком. Я встал, так как не мог поднять руку выше, перемычка студенистой субстанции напряглась, как натянутая струна, но не порвалась. Основание совершенно расплющенной волны, словно удивительное существо, терпеливо ожидающее окончания этих исследований, прильнуло к берегу вокруг моих ног, также не прикасаясь к ним. Казалось, что из океана вырос тягучий цветок, чашечка которого окружила мои пальцы, став их точным, только негативным изображением. Я отступил. Стебель задрожал и неохотно вернулся вниз, эластичный, колеблющийся, неуверенный, волна приподнялась, вбирая его в себя, и исчезла за обрезом берега. Я повторил эту игру, и снова, как сто лет назад, какая-то очередная волна равнодушно откатилась, будто насытившись новыми впечатлениями. Я знал, что пробуждения ее «любопытства» пришлось бы ждать несколько часов. Я снова сел, но это зрелище, хорошо известное мне теоретически, что-то во мне изменило. Теория не могла, не сумела заменить реального ощущения. // В зарождении, росте и распространении этого существа, в каждом его отдельном движении и во всех вместе появлялась какая-то осторожная, но не пугливая наивность. Оно страстно, порывисто старалось познать, постичь новую, неожиданно встретившуюся форму и на полдороге вынуждено было отступить, когда появилась необходимость нарушить таинственным законом установленные границы. Эта резвая любознательность совсем не вязалась с гигантом, который, сверкая, простирался до самого горизонта. Никогда я так не ощущал его исполинской реальности, чудовищного, абсолютного молчания. // Подавленный, ошеломленный, я погружался в, казалось бы, недоступное состояние неподвижности, все стремительнее соединялся с этим жидким слепым колоссом и без малейшего насилия над собой, без слов, без единой мысли прощал ему все. * В Пуранах Причина, Бог (санскр.).
