Одной из трудностей, с которыми столкнулось естествознание конца XIX века, была кажущаяся неизбежность пределов развития материи. Такое положение сложилось, поскольку даже астрономия тогда еще и не допускала фактически мысли о возможности существования галактик, подобных нашей Галактике, поскольку не было тогда не только никаких других моделей нашей Вселенной, кроме ньютоновской модели, но даже и предположений о возможном возникновении и развитии других вселенных, подобных нашей Вселенной, в общей системе Мира.
Тем более убедительной нам сейчас представляется гениальная прозорливость Ф. Энгельса, писавшего в «Диалектике природы» и о вечно повторяющейся последовательной смене миров в бесконечном времени, и о возможном одновременном сосуществовании миров в бесконечном пространстве и подчеркивавшего, что, каким бы безжалостным и немилосердным ни был круговорот материи по отношению к возникающим формам органической и разумной жизни, материя «... с той же самой железной необходимостью, с какой она когда-нибудь истребит на Земле свой высший цвет — мыслящий дух ... должна будет его снова породить где-нибудь в другом месте и в другое время» [6, с. 363].
В рамках теории диалектического материализма, являющегося совершенствующейся наукой, на которую нельзя смотреть «как на нечто законченное» [7, с. 184], эти догадки Ф. Энгельса были развиты в стройную систему представлений о возможных путях предстоящей эволюции материи. Основоположники марксистско-ленинской философии, сумевшие «... на основе далеко не таких уж многочисленных и сложных — с наших современных позиций — открытий тогдашнего естествознания (клетки, закона сохранения энергии и др.) ... сформулировать принципиальные положения («краеугольные камни», по выражению В. И. Ленина) единственно научной философии» [8, с. 57], расчистили путь философской мысли для решения вопросов, связанных с оценкой положения человека как индивидуума в окружающем его мире живой природы и даже с оценкой положения человечества в целом среди возможных цивилизаций разумных обитателей Космоса.
Уже в самом начале XX века в связи с новыми открытиями в области естествознания появилась возможность обсуждения с философских позиций таких вопросов, как «... вопросы, затрагивающие проблемы основных закономерностей движения материи, вопросы о необходимости и случайности возникновения жизни во Вселенной, проблемы конкретных форм, в которых возможно протекание эволюции живого, обязательности образования разума на планете, охваченной жизнью, возможных способах его проявления и др.» [9, с. II].
Бурное развитие астрономии в XX века, приведшее к представлению об ординарности положения нашей Земли и даже всей нашей Галактики в окружающем нас Мире, породило представление о возможности существования более общих, чем земные, законов эволюции материи, жизни и предполагаемых пока лишь умозрительно сообществ гипотетических разумных существ в Космосе.
«... Предположение о возможных более общих законах жизни ориентировано на принцип соответствия, выражающий некоторые общие особенности развития теоретического знания, а также на ленинское положение о развитии знания как проникновении в сущность все более глубокого порядка, которое сопровождается построением все более общих теорий и гипотез» [9, с. 115].
Ниже мы рассмотрим вопрос о возможности отказа от геоцентризма и антропоцентризма в поставленной развитием науки XX века проблеме поиска внеземных форм жизни (ВФЖ) и внеземных цивилизаций (ВЦ).
Космологические и космогонические воззрения древних, дошедшие до нас в виде мифов, легенд, сказок, насквозь пронизаны геоцентризмом и антропоцентризмом, соответствовавшим представлениям о первостепенной, роли Земли в жизни человека и об исключительности самого человека в мире живого. Геоцентрическая космология Ассиро-Вавилонии, созданная более 4000 лет тому назад, почти в неизменном виде перешла на вооружение иудаизма, а затем и христианства ко II в. н. э. [10]. К этому времени оформилась и ортодоксальная «модель мира» Птолемея, основанная на геоцентрическом учении Аристотеля об устройстве мира.
Некоторые отцы церкви, защищая и утверждая основания веры, с помощью компиляции и апокрифирования укладывали в прокрустово ложе христианских догматов сочинения античных авторов, включая Аристотеля. Ради теологического оправдания геоцентризма они выбросили 13 учения Аристотеля представления о шарообразности Земли и других небесных тел, о безопорном расположении Земли в космическом пространстве, о простирающихся над Землей сферах «сущностей» (воды, воздуха и огня), планет (включая Луну и Солнце) и «неподвижных звезд».
Но еще задолго до Аристотеля отдельные философы Древней Греции отвергали мысль об исключительном положении Земли и человека и окружающей нас Вселенной. Мирами, подобными нашему, называл звезды Фалес из Милета (VI в. до н. э.). Его ученик Анаксимандр, создатель первой немифологической космогонии, отстаивал идею бесчис-ленности обитаемых миров во Вселенной. К III в. до н. э. в трудах Аристарха Самосского получила логическое завершение гелиоцентрическая модель мира. В I в. н. э. Плутарх утверждал, что 183 населенных мира, включая Землю, образуют нашу Вселенную и что расположены они на сторонах гигантского треугольника (по 60 миров на каждой стороне этого треугольника и по 1 — в его вершинах).
Гелиоцентрическая модель мира не смогла в то время развиться в стройную систему, в основном, потому, что «ее считали еретичной, абсурдной с точки зрения философии и противоречащей повседневному опыту. Однако она осталась устойчивой ересью, переданной арабами, возрожденной Коперником и активно подтвержденной Галилеем, Кеплером и Ньютоном...» [11, с. 128].
Появление в 1543 г. гелиоцентрической системы мира Коперника стало, по выражению Ф. Энгельса, революционным актом, которым датируется «освобождение естествознания от теологии» [6, с. 347]. Но еще более двух столетий учение Коперника преследовалось церковью, и сочинения, защищавшие гелиоцентрические воззрения, вносились в Индекс запрещенных книг до конца XVIII в. В 1651 г. ученый-иезуит Д. Риччоли приводил 77 «аргументов» против движения Земли и «опровергал» 49 доводов, обычно выдвигавшихся в защиту учения Коперника [12]. Но все же борьба за утверждение идей Коперника, стоившая жизни Д. Бруно и свободы Г. Галилею, завершилась победой сторонников гелиоцентризма и дала толчок бурному развитию астрономии, приведшему в конце концов к представлению об ординарности положения и Солнца среди множества звезд, и человека во Вселенной.
Историческая неизбежность возникновения геоцентризма (а следовательно, и антропоцентризма) оказывается характерной не только для астрономии, но и для других специальных знаний. Для естественнонаучных дисциплин это связано с тем, что «объектами естествознания ... были земные объекты» и что на процессы восприятия и познания «влияли окружающие земные условия» [13, с. 17]. Ясно, что геоцентрические закономерности присущи и общественно-научным дисциплинам, поскольку мы можем изучать пока лишь человеческое общество и можем только строить догадки о существовании в космосе иных разумных существ.
Интенсивное развитие космических исследований в последние десятилетия привело к тому, что сейчас многие науки оказались на пути преодоления геоцентризма. Этот процесс, заключающийся в появлении все большего числа новых видов негеоцентризма, получил название «космизации наук» [13].
И как это ни парадоксально звучит, но процессу космизации, если говорить о таком виде геоцентризма, как антропоцентризм, наименее всего подверглись современные ортодоксальные представления о возможных формах жизни и разума во Вселенной.
Научные исследования возможности жизни вне Земли появились к концу XIX в. как завершающий этап длительного периода становления идеи множественности обитаемых миров во Вселенной. Но при рассмотрении вопроса о предмете этих исследований и о причинах, предопределивших их эскалацию в конце прошлого века, «... мы оказываемся перед лицом весьма странной ситуации — отсутствием прямых доказательств существования самого объекта познания и в то же время наличием познавательного процесса, темпы которого все нарастают. К тому же объект исследования — гипотетические инопланетные формы жизни и разума — оставался бесконечно далеким от непосредственных задач практической деятельности (в первые десятилетия организации его научного изучения)» [9, с. 8].
Однако странность ситуации, складывающейся в связи с обсуждением гипотетичности объекта исследований (жизни вне Земли), несколько уменьшается, если учесть, что она явилась результатом перехода от стиля мышления классического естествознания к стилю мышления современной науки. «Стиль мышления, характерный для классического естествознания, базировался на так называемых «законах дозволения». Стиль мышления современной науки скорее опирается на так называемые «принципы запрета»... С позиций «законов дозволения» научный интерес представляло лишь то, что обнаруживается исследователем. С позиций «принципов запрета» все, что не запрещено, может иметь место. На авансцену научного исследования все в большей степени выдвигается то, ЧТО может иметь место и почему либо не обнаруживается» [14, с 382]
Развивая эту мысль, А. М. Мостепаненко отмечает: «Согласно известному принципу Дирака, все, что не противоречит законам природы, существует где-нибудь во Вселенной. Именно исходя из этого принципа, Дирак открыл существование позитрона и фактически античастиц» [15, с 217].
Полученные в конце прошлого века научные данные о физических условиях на других планетах Солнечной системы привели к возникновению и развитию астробиологии, занимавшейся вопросами возможности существования форм жизни, подобных земным, на поверхностях этих планет.
«Только в начале XX века советский биохимик А И. Опарин и английский биолог Дж. Хелдейн впервые сформулировали идею о происхождении жизни.
По мере того как совершенствовалось понимание биологической эволюции, прояснилась картина последовательности событий, которые в конечном итоге привели к чрезвычайному разнообразию жизни, наблюдаемой нами на Земле: формирование Солнца и Земли; эволюция органических соединений, происхождение жизни; возникновение простейших форм жизни; возникновение разума; эволюция культуры; цивилизация» |16, с. 90].
Астробиология довольно быстро переросла в экзобиологию, науку, занятую методами расчета экзосфер вокруг звезд, то есть областей, в которых планеты этих звезд могли бы обладать условиями, пригодными для земных форм жизни. Обширная литература по экзобиологии посвящалась методологическим планам поиска «планет для людей» [17—22]. В 1960 г. в Национальной радиоастрономической обсерватории Грин Бэнк (США) Ф. Дрейк провел первое «прослушивание» звезд X Кита И г. Эридана на волне 21 см с целью обнаружения сигналов от внеземных цивилизаций. Так началось осуществление широкой программы, названной Ф. Дрейком «проект Озма» — «в честь принцессы воображаемой страны Оз, страны весьма далекой, трудно достижимой и населенной экзотическими существами» [19, с. 264]. И уже в 1961 г. здесь же, в Грин Бэнк, была проведена конференция по теме «Разумная жизнь вне Земли», ставшая первой среди последовавших симпозиумов и совещаний по проблеме CETI (Связь с Внеземным Разумом) За последнюю четверть XX в. было проведено более двух десятков экспериментов, связанных с поиском сигналов от ВЦ (внеземных цивилизаций) и с отправкой сообщений в их адрес.
Отсутствие каких-либо сигналов от ВЦ привело к тому, что ученые от программы CETI обратились к программе SETI (Поиск Внеземного Разума), в рамках которой были проведены обширные исследования, начиная с поиска хотя бы примитивных форм жизни на небесных телах Солнечной системы и кончая изучением явлений, которые могли бы характеризоваться как следы астроинженерной деятельности в космосе внеземных цивилизаций.
Многочисленная литература по проблемам CETI и SETI [23—27] предлагает вероятностные оценки числа обитаемых планет и числа сосуществующих с нами в Галактике внеземных цивилизаций. Вычисляемые по формуле Дрейка с помощью различных допущений о скорости звездообразования в Галактике, о среднем числе планет в экзосферах звезд, а также о вероятностях появления жизни, развития разума, воз-никновения достаточно долго существующей цивилизации на отдельной планете, были получены следующие оценки: около 50 млрд планет, пригодных для земных форм жизни, около 600 млн обитаемых планет и около 10 ВЦ должно быть в нашей Галактике [22, 25]. Здесь уместно напомнить, что по субъективным оценкам участников первой советско-американской конференции по проблеме CETI, проходившей в Бюракане: (СССР) в 1971 г., среднее число ВЦ в Галактике указывалось ими в пределах «от 200 до 600, а средняя оценка верхнего предела числа цивилизаций 2-104» [25, с. 7].
Отстаивая гипотезу о том, что наиболее благоприятные условия для возникновения жизни существуют в «поясе жизни» (в коротационном торе внутри «тела» нашей Галактики), Л. С. Марочник и Л. М. Мухин недавно пришли к выводам [28, с. 57]:
1) «... возможное число цивилизаций нашего технологического уровня в зоне коротации равно 4-10(7)»;
2) «... отношение возможного числа цивилизаций более развитых, чем наша, к числу цивилизаций, отставших от нас ... близко к 0,7».
Отрицательные результаты экспериментов, проведенных в рамках проблем CETI и SETI, — и в первую очередь упорное «молчание» Космоса («вакуум психозоя») — обескуражили многих исследователей, заставив их пересмотреть свои прежние выводы о распространенности жизни на Земле. И. С. Шкловский, который еще в 1962 г. утверждал универсальность разумной жизни во Вселенной [29], неожиданно в 1977 г. Выступил с публикацией [30], в которой разум, возникший на Земле, рассматривался как уникальное явление в Космосе.
Говоря о развитии экзобиологии и о выдвинутых ею проблемах CETI и SETI, следует подчеркнуть, что ортодоксальный подход ко всем вопросам, связанным с жизнью вне Земли, целиком основан на антропоцентризме, то есть на одной из форм геоцентризма. Правда, уже намечаются, хотя еще и робкие, попытки нетрадиционного подхода к этим проблемам. На первой советско-американской конференции по проблемам CETI в Бюракане академик В. Л. Гинзбург «... говорил о принципиальной возможности жизни на основе иных, чем наши атомы, соединений совсем других элементарных частиц. И на этой конференции на каждую попытку как-то ограничить конкретными условиями среду, порождающую жизнь и разум, отвечали хлестким словосочетанием: «космический шовинизм». Среди его разновидностей были шовинизм углеродно-кислородно-водородный, солнечный, звездный, планетарный ...» [31, с. 157].
Такое многообразие видов «космического шовинизма» основано на предположении о многообразии возможных ВФЖ — внеземных форм жизни, предугаданном еще на заре зарождения астробиологии. Томас Гексли (Хаксли), выдающийся английский биолог XIX в., одним из первых понял, что далекие планеты могут оказаться заселенными такими формами жизни, каким даже не найдется аналога в биологии земной. И эта догадка Гексли основывалась лишь на предположении, что физические среды обитания на других планетах отличаются от земной. А в наше время уже высказываются предположения о существовании вселенных с законами физики, отличными от законов нашей части Вселенной, о возможности небелковых (и даже нехимических!) форм внеземной жизни, об экстравагантных путях возможной эволюции внеземных цивилизаций (и даже самой материи в целом!).
Но все эти предположения пока остаются за рамками ортодоксальной науки. Так, например, теория фридмонов (М. А. Марков) и теория планкеонов (К. П. Станюкович), по которым мир описывается как набор вселенных, представляющихся внешнему наблюдателю элементарными частицами, называются «наиболее экстравагантными с точки зрения традиционных представлений» [32, с. 119].
Также и теория Хойла-Нарликара относительно природы гравитационных взаимодействий и основанная на ней космология характеризуются как экстраординарные и как базирующиеся на радикальном отказе «от важнейших завоеваний научного мышления» [33, с, 160].
«... Проблема существования других вселенных, — отмечает В. В. Казютинский, — формулируется в рамках некоторых (правда, далеко не общепринятых) космологических теорий» [34, с. 231]. И даже идеи К. Э. Циолковского об эволюции космического разума пока еще «... в работах в области CETI... не нашли должного применения и развития» [35, с. 291].
Отметим только две причины, по которым идеи, связанные с преодолением антропоцентризма в вопросах существования ВФЖ и ВЦ не нашли еще своего приложения.
Первая причина связана с тем, что, как отмечает Л. В. Фесенкова, «... теории инопланетной жизни (как и теории внеземных цивилизаций) в настоящее время не существует. Сегодня можно говорить лишь о проблеме инопланетных жизни и разума ... предположения об инопланетных формах жизни, выдаваемые за научные гипотезы, на деле граничат с мифотворчеством» [9, с. 120]. По поводу расчета вероятности встречи жизни или разума в Космосе даже в случае их антропоморфности Б. Н. Пановкин отмечает: «Нужно с очень большой осторожностью относиться к «комбинаторным» и «вероятностным» подсчетам распространенности жизни во Вселенной. Часто употребляемую в популярных (да и не только в популярных) изложениях «формулу вероятности распространенности жизни и разума в Космосе», включающую произ-ведение «вероятности возникновения жизни», «вероятности появления разума», нельзя считать корректной. По существу, при употреблении подобных расчетов считается абсолютно универсальной для всей Вселенной форма земной жизни и цивилизации, вплоть до детальных подробностей (что даже логически не следует из традиционной эволюционной точки зрения)» [36, с. 101].
Еще более определенно по этому поводу высказался Т. Файн: «... в настоящее время единственной основой для оценки вероятности существования внеземного разума может служить концепция субъективной вероятности» [37, с. 326].
Отсюда становятся понятными мотивы, которыми руководствовались ведущие специалисты различных отраслей науки, собравшиеся в 1961 г. в Грин Бэнке и приложившие максимум усилий для того, чтобы сведения о теме конференции — «Разумная жизнь вне Земли» — не просочились в прессу: «Эти люди отдавали себе полный отчет в том, что многие их коллеги будут смеяться над ними, когда узнают об этой дискуссии, и старались, насколько возможно, применять научные методы при рассмотрении обсуждаемых вопросов» [19, с. 10].
Отсутствие как теории, так и самого объекта познания в проблемах ВФЖ и ВЦ свидетельствуют, по мнению скептически настроенных ученых, если не о лженаучности, то уж наверняка о псевдопроблематичности или околонаучности вопросов, связанных с космической жизнью и с космическим разумом. Поэтому вполне оправданным представляется опасение «сойти с позиций более или менее твердо установленных фактов и знаний в лоно ничем неограниченных спекуляций» [38, с. 284], например, при рассмотрении неангропоморфных форм внеземной жизни.
Кстати, о подобном предупреждал в XIX в. и Томас Гексли (Хаксли), когда писал о множественности возможных ВФЖ. «Утверждая, что «виду бесконечности Вселенной среди обитателей других планет не могуг не оказаться существа, многократно превосходящие нас во всех отношениях, Хаксли продолжает: «Не выходя за рамки известных нам аналогий, легко населить космос существами все более, по возрастающей шкале, совершенными, пока мы не достигнем чего-то неотличимого от сверхмогущества, всеприсутствия и всеведения». И если бы признание того, что некий предмет может существовать, было равнозначно доказательству того, что он действительно существует, подобная аналогия могла бы оправдать построение натуралистической теологии и демонологии, не менее удивительной, чем ныне существующая сверхъестественная, а также, равным образом, помогла бы населить Марс или Юпитер живыми формами, которым земная биология не может предложить никаких соответствий» [39, с. 217].
И если уж мы упомянули, что место человека среди гипотетических обитателей Космоса может оказаться более чем скромным, то приведем на этот счет еще мнение известного американского астронома X. Шепли, который, сравнивая «родовую память» животных и мышление человека, писал: «Конечно, мы вправе воображать себя толкователями прошлого и оракулами будущего всех земных организмов, звезд и туманностей, всех основных сущностей мира. Одной из наших галлюцинаций могло быть, например, представление, что мы господствуем во Вселенной, потому что можем мыслить и систематизировать наблюдаемые в мире процессы.... Не преувеличивайте значение человека, даже когда определяется его место среди растений и животных на нашей пла-нете, а тем более когда речь идет о возможных существах, находящихся где-либо в сокровищницах Метагалактики.
Но не будем изнурять себя обличениями эгоцентризма и тщеславия человека. Лучше не поносить самонадеянного примата, а просто обратить внимание читателя на существование «родовой памяти» — самого драгоценного наследия большинства животных форм. Не могу не отметить также, что на протяжении миллионов лет тысячи видов животных приобрели защитные приспособления, навсегда утраченные нами, и, чтобы выжить, мы должны прибегать к помощи материнских наставлений, народных сказок и учебников истории» [21, с. 139—141].
Второй причиной робости попыток космизации идей, связанных с проблемами существования ВФЖ и ВЦ, является то, что среди специалистов различных наук и даже различных направлений в каждой из них нет пока единодушного мнения по определению таких кардинальных понятий, как «жизнь», «разум», «культура», «цивилизация» и т. д.
Так, например, жизнь, одна из форм движения материи, была определена с геоцентрических позиций еще Ф. Энгельсом в «Анти-Дюринге» как «способ существования белковых тел» [6, с. 82]. При этом Ф. Энгельс особо подчеркивал, что постоянный обмен веществ с окружающей средой является важнейшим функциональным свойством субстрата жизни на Земле — белковых организмов. Развитие науки потребовало уточнения этой формулировки понятия «жизнь» как относительно субстрата жизни, так и относительно функциональных свойств живого. Но акцентирование внимания различными исследователями на различных свойствах субстрата и функций живого организма привело к тому, что в настоящее время выкристаллизовались несколько подходов к определению понятия «жизнь» (биохимический, кибернетический и т. д.). Заметим, что некоторые из этих определений уже обладают явными признаками преодоления геоцентризма. Например, А. Д. Урсул полагает, что теоретико-информационное определение «биологической структуры» как любой структуры, «которая содержит в себе не менее 10(11) битов (в пределах первых оценок) информации на молекулярном уровне и обладает функциями самосохранения, самовоспроизведения и саморазвития» [13, с. 135], можно даже считать определением общекосмическим.
